Владимир Малик - Посол Урус-Шайтана [Невольник]
— О, Ферхад-ага! Салям! — поклонился Яцько. — Что заставило уважаемого хозяина ехать на пастбище? Где же телохранители?
— Они поскакали к другим отарам… А я — сюда, размять застоявшегося коня, — проскрипел Ферхад. — Гоните скорее отару домой! Приехал покупатель — будем продавать. Да не мешкайте! Слышите?
— Слышим, — ответил Яцько.
Ферхад соскочил с коня.
Не обращая внимания на Звенигору — по-видимому, принял его за Свирида, — Ферхад бросил повод Яцьку. Прошёлся у костра, разминая ноги, вдруг повернулся к Звенигоре и остановился. Лицо его вытянулось от удивления. В глазах мелькнуло подозрение. Он положил руку на эфес сабли и строго спросил у Яцька:
— Это кто?
Яцько замялся.
— Это прохожий, — сказал он неуверенно и показал рукой в сторону пустыни. — Оттуда пришёл…
Ферхад пристально оглядел обросшее лицо беглеца, пыльную одежду и разбитую в клочья обувь. Его явно не удовлетворил ответ невольника. Он подошёл к Звенигоре, вытянул вперёд скуластое лицо, словно хотел обнюхать незнакомца.
— Кто ты?
— Я погонщик мулов в караване купца из Болгарии. Отбился от каравана и чуть было не погиб в пустыне.
— О, гяур… — процедил турок. — Может, ты просто беглец невольник? А? Ну-ка, покажи руки!
Он внезапно схватил Звенигору за рукав, рванул вверх и увидел багряно-сизые рубцы от кандалов.
На какой-то миг турок растерялся и отпрянул. Этим воспользовался Звенигора. Сильным ударом в челюсть он свалил Ферхада на землю. Выхватив у него из-за пояса пистолет, ударил врага рукояткой по голове. Ферхад вскрикнул и затих.
Все произошло так молниеносно, так что Яцько успел лишь вскрикнуть:
— Ой, беда! Что же теперь будет?
Из долины к ним бежал, расплёскивая из деревянного ведра овечье молоко, Многогрешный.
Звенигора сбросил с себя тряпьё и быстро переоделся в дорогие одежды Ферхада, прицепил саблю, засунул за пояс пистолеты. Когда прибежал Многогрешный, то сначала не узнал казака, приняв его за незнакомого турка, и начал голосить над телом хозяина. Но наконец старый заметил, что хозяин лежит почти голый. Он ошалело глянул на Звенигору.
— Что ты наделал, разбойник? — налетел с кулаками пастух. — Теперь же нас живьём съедят! Ты сел на коня — да ищи ветра в поле! А нас… Идолище проклятый, ты даже помыслить не можешь, какие муки придумает нам хозяин! Он выпустит из нас всю кровь — капля по капле! Из живых кишки вытянет, выжжет глаза, отрежет уши, вырвет язык!.. Никто же не подтвердит, что это не мы с Яцьком убили Ферхада. Вся вина на нас ляжет! Не сегодня, так завтра нас схватят, как шакалов, и замучают до смерти… О-о!..
Яцько стоял рядом растерянный и молча следил, как дядько Свирид то выговаривал Звенигоре, то кидался к телу своего хозяина, то бил в отчаянии себя в грудь, рвал на голове волосы. Звенигора с усмешкой наблюдал за переживаниями Многогрешного, но это вскоре ему надоело.
— Подожди, старик!.. Замолчи! — гаркнул наконец сердито. — Нашёл родича, черт бы его забрал! Неужто до смерти нанялся к нему внаймы?
— До смерти? Кто? — переспросил встревожено Многогрешный и захлопал маленькими покрасневшими глазами. Но, видя, что Звенигора по крайней мере не собирается его бить, снова поднял голос: — До смерти или нет, а раньше срока никому помирать не хочется. Ежели тебе, запорожец, захотелось к чертям в пекло, то других незачем за собой тянуть!..
— Почему в пекло? Бегите вместе со мною. Глядишь, судьба улыбнётся — вернёмся домой, к своим!
— У дурного попа и молитва дурна! — вновь рассердился Многогрешный. — Ты что, совсем рехнулся, парень? Отсюда никто ещё не убегал. Шутка ли — полсвета отмахать, чтобы до дому добраться. И всюду ждут тебя опасности: непроходимые моря и реки, янычары и каждый вооружённый турок, голод и жажда! Легко сказать — бегите! А ты подумал, как это сделать?
Но тут вмешался Яцько:
— Хочешь не хочешь, дядька Свирид, а бежать придется! Сам же говоришь — закатует хозяин…
— И ты туда же? — окрысился на мальчонку Многогрешный. — Дурень, мы здесь почти как вольные, сыты, одеты… Что тебе ещё надо?
Звенигору охватило негодование. Так вот как запел этот проклятый потурнак! Плевать ему на свободу, на родную землю! Ему бы брюхо набить бараниной, а там пропади все пропадом! Эх, тяпнуть бы саблей по дурной голове, чтоб треснула, как переспелая тыква! Да нельзя — пользовался его гостеприимством. Потому ответил сдержанно:
— Свобода всем нужна, дядько Свирид. Неужто не тянет тебя домой, к детям, к жене, к родным? А если и нет их, то просто в наши обширные степи, где пахнет чабрецом и пшеницей, любистком и гречками…
Многогрешный поскрёб лохматый затылок. На какой-то миг в глазах вспыхнул огонёк, какое-то воспоминание о давно утраченной жизни, но сразу же потух. Снова на Звенигору взглянули исподлобья маленькие злые глазки.
— Не баламуть души, запорожец! Иди себе прочь, с глаз долой!
— Ну и пойду. Оставайтесь! Пропади вы пропадом! — крикнул в сердцах Звенигора и вскочил на коня.
— Подожди, Арсен! — кинулся к нему Яцько. — Я тоже с тобой!
Он вскочил на круп коня позади Звенигоры, и они мгновенно исчезли с глаз ошалевшего Многогрешного, который, понурив голову, остался стоять над распростёртым телом своего хозяина.
ПОРАЖЕНИЕ
1
Несколько дней Звенигора и Яцько петляли по горным хребтам и долинам, пока добрались до зелёных склонов Кызыл-Ирмака.
Наточив на камне кинжал, Звенигора побрил себе голову, подрезал бороду и стал похож на турка. Красивая одежда Ферхада очень шла к нему. Худощавое лицо с густыми темно-русыми бровями и носом с горбинкой было красиво и горделиво. Встречные каратюрки, завидев вельможу, издали кланялись ему чуть не до земли.
Туго набитый золотыми монетами кошелёк Ферхада открывал перед путниками двери придорожных харчевен. Никто не смел приставать к знатному страннику с расспросами, кто они и куда едут. Это навело Звенигору на мысль: пересечь таким образом всю Турцию и добраться до самого Чёрного моря.
На правый берег Кызыл-Ирмака они переправились паромом. Теперь дорога шла над рекой: то уходила в горы, то сбегала к реке. С утра до вечера беглецы упрямо продвигались на север и за два дня успели оставить за собой добрых двадцать фарсахов пути.
Однажды, когда дорога проходила по узкому ущелью, наперерез им из зарослей выскочило несколько вооружённых людей.
Звенигора осадил коня. Чёрные, мрачные фигуры с короткими ятаганами и острыми пиками в руках кинулись к нему. Передний схватил коня за уздечку, двое наставили пики.
— Слезай, эфенди! — приказал передний, великан с чёрным, рябым, не то от оспы, не то от окалины, лицом. — Приехали!
